kostik | Сказка о старушке и козе (Reply)

Этот рассказ был написан мной для

nurjamal около двух лет назад, а сейчас с ее любезного согласия извлечен из под замочка.

Сказка о старушке и козе

Подальше от городского шума и суеты центра, в тихом районе - квартал богатых особняков. Они огромные и безвкусные, с обязательной красной крышей из металлочерепицы, окружены высоким забором, с которого подозрительно таращатся на прохожих камеры слежения, прячась под all-weather козырьками. Этот район несколько лет назад вдруг стал дорогим, что несказанно обрадовало хозяев серых развалюх. Главная улица квартала, аккуратно заставленная джипами, упирается в ветхий мост, если можно сказать "ветхий" про мост, когда-то собранный из бетонных блоков. Часть серых плит унесли селевые половодья, но ближе к середине сохранились даже перила. Сразу за этим мостом начинается совсем другая эпоха. Точнее - эта эпоха там кончается - доживает свое переходная постперестроечная нищета. Мне нужно было в этот район - и я в нем никогда не был.

Асфальт за мостом кончился, зато я увидел бочку с квасом. Желтую бочку-прицеп на колесах, надписью "КВАС" на боку, с теткой в белом когда-то халате и пузатыми кружками с жульническим, толстым катаевским дном. Когда-то много лет назад мне полагалось бегать к такой бочке за квасом для окрошки. Бочка состарилась - лысые покрышки, вмятины и ржавые рессоры - и я побоялся пробовать квас. Все равно он не будет таким, как в детстве, да и кружки в странных разводах выглядели полными антиподами привычным пластиковым стаканчикам. Еще там были узкие улочки и покосившиеся дома, магазин под железной надписью "Гастрономия" - в буквах остались дырочки от неоновых трубок - когда-то вывеска светилась, отражаясь в стеклах домов напротив, а сами дома были повыше и стекла - чище, и окошко с геранью не было затянуто полиэтиленом, уже исхлестанным дождями так, что от логотипа, когда-то украшавшего пакет, остался только водяной знак. И очень много велосипедистов, в основном - немолодые люди и совсем старые велосипеды: "Уралы" и "ХВЗ", скрипящие ржавой цепью, со страшным люфтом везде, где есть движущиеся детали. Но на каждом большой багажник, а у серьезного старичка в сером пиджаке вместо багажника намертво приварен аниткварный металлический бутылочный ящик.

Кроссовый байк уверенно амортизировал толчки разбитой дороги, спутниковый навигатор компенсировал отсутствие табличек на заборах, специальные горные тормоза спасали от столкновений с внезапно выскакивающими из переулков собаками и детьми, поляризующие очки защищали контактные линзы от пыли. Вся эта экстремальная техника позволяла уверенно держать скорость и не плутать, спокойно любуясь при этом exotic environment. Электроника, железо и пластик, выручавшие и на горных спусках, и в бездорожье и в туманах, казалось, легко справятся со всем, что я могу встретить в этом заповеднике постсоветской нищеты.

Поперек дороги стояла коза. Я резко затормозил, не жалея покрышек. Такой большой козы я не видел никогда и нигде. Ни на Московской ВДНХ пионерского детства, ни в пыльной индийской деревушке, где в пересохшей речке дремлют огромные синие буйволы, ни в сельском кантоне Германии, где дороги моют пахучим шампунем сразу после того, как пройдет стадо. Коза занимала примерно половину улицы. Чтобы смотреть мне в лицо, ей не приходилось даже поднимать морду. Кончики длинных, красивых рогов были острыми настолько, что трудно было определить, где именно идеальная игла сходит на нет. Коза была на привязи. Веревка, свободно охватывающая напряженную шею, состояла из множества лохматых капроновых обрывков - я и забыл, когда я последний раз видел этот советский капрон. Когда-то им стягивали готовые брикеты пресс-подборщики производства местного завода, им же обязывали коробки, привязывали груз - эти скверные капроновые шпагаты, за неимением лучших, использовали везде: с детства помню - это непрочная, крайне непрочная, особенно на узле, веревка. Козьи глаза - огромные, желтые - с вертикальными зрачками, смотрели прямо на меня.

Конец веревки держала в руке древняя, совсем согнувшаяся старушка. Она сидела на косой табуретке с ножками разной длины, а веревка, как корабельный канат в физике Перельмана, была обернута вокруг столба: скорее всего, иначе бабушка не смогла бы удержать козу. Я тронулся и медленно обогнул их вполтную к забору, коза переступила ногами. Бабушка подняла мутные глаза и вдруг блеснул ясный, тревожный взгляд - а ну как я обижу ее питомицу? Обижать эту козу мне не хотелось, да я бы и не смог. Любимый швейцарский нож - единственное мое оружие, помог бы мне, случись схватка, не больше, чем рогатка против носорога. Старушка неуверенно проводила меня взглядом и снова опустила голову. Коза, подозрительно посмотрев мне в след, нагнула шею, одним движением нижней челюсти перекусила небольшой, но весьма крепкий с виду кустик у обочины и выразительно им затрещала, опять уставившись на меня одним глазом. Я переключил передачу - было ясно, что коза просто защищает хозяйку.

Закончив свои дела, я возвращался тем же маршрутом - электронный навигатор уверено указывал повороты. В знакомом переулке козы и старушки не было - они встретились мне через пару кварталов. Лохматая веревка была обмотана теперь вокруг ручки древней детской коляски. Вместо креслица на коляску был водружен огромный алюминиевый бидон, очевидно с козьим молоком, причем, судя по размерам бидона, доилась коза не хуже иной коровы. Старушка, пройдя пару метров, останавливалась отдохнуть, коза щипала траву у обочины. Потом оборачивалась на хозяйку, несильно тянула веревку. Коляска, скрипя, проезжала еще чуть-чуть, старушка, не выпуская конец веревки, и другой рукой опираясь на клюку, неспешно нагоняла бидон и опять останавливалась перевести дыхание. Меня они больше не боялись.

Уже дома, вспомнив палку в дрожащей старушачей руке, наклон головы, осторожное ковыляние, я понял - хозяйка огромной желтоглазой козы, скорее всего, совершенно слепа.